Анна Малова: «5 лет назад конкуренция между НКО была более жесткой»
«Открытая среда» — краевая благотворительная организация, которая помогает детям и взрослым с аутизмом. На попечении фонда находится 150 семей в Краснодаре.
— Анна, вы как создательница проекта «Открытая среда» вошли в рейтинг «30 до 30» по версии Forbes в 2022 году. Что это событие значит для фонда?
— Это было неожиданно и приятно. Но, я отмечу, что нам важен не сам факт вхождения в рейтинг, а то, что теперь у нас есть больше возможностей говорить о проблемах аутизма и продвигать проекты, которые позволяют эти проблемы решать.
Мы планируем развивать системы благотворительности, чтобы помогать семьям не только в Краснодаре, но и по всей России. Надеемся, что нам удастся профессионализировать тот опыт, который есть и распространять его на другие регионы.
— Что конкретно планируется сделать?
— Мы говорим о проектах сопровождения проживания людей с аутизмом — тренировочных квартирах, где ребята учатся самостоятельной жизни. Развитие квартир проживания — это наша альтернатива нахождения в психоневрологических интернатах, а также развитие проектов дневной занятости для людей с ментальными особенностями от 14 лет.
Также мы говорим о защищенной занятости. На данный момент мы работаем в шести регионах, в каждом из которых открыли по центру творческой занятости. Надеемся, что к 2023 году их будет восемь. Далее мы хотим расширять географию, где сможем развивать проекты, посвященные полному охвату всех сфер жизни человека с аутизмом в возрасте старше 14 лет.
— С какими итогами ККБО «Открытая среда» завершил 2021 год?
— Надо сказать, что время для благотворительности сейчас достаточно сложное. Благодаря развитию фандрайзинга нам удалось неплохо вырасти за прошедший период. Возможно, для больших компаний сумма 2,3 — 2,6 млн рублей небольшие деньги, но, когда мы говорим о социальном эффекте, который приносит организация, то мы понимаем, что на 2,6 млн рублей в год мы изменили жизнь 180 семьям. Фандрайзинг и работа с гранами станут основными направлениями в деятельности и дальше.
— Насколько выросли доходы фонда за весь период существования?
— До пандемии мы работали, как волонтерская организация и смогли привлечь около 200 тыс. рублей на организационные расходы. В 2021 году на системные проекты привлечено и потрачено уже больше 1 млн рублей.
— НКО в 2022 году заявляли о снижении доходов на фоне санкций в отношении России. Как изменилась работа вашего фонда в текущем году?
— Мы заметили, что с началом спецоперации стала уменьшаться сумма среднего пожертвования — в среднем в 2 раза. Если раньше средний размер пожертвований составлял 700 рублей, то теперь он не превышает 300-400 рублей. Много стало переводов по 100 рублей, чего раньше практически не было.
Многие люди на сегодняшний день отписались от пожертвований, либо не могут осуществить перевод. У людей просто нет денег. Мы получаем уведомление, что на счету жертвователя недостаточно средств и операция по переводу невозможна.
Пожертвования от коммерческих организаций также сократились. Это понятно. Компании сегодня имеют дело с совершенно другими вызовами. Для нас это повод профессионализировать свои знания, увеличивать охват жертвователей, придумывать новые пути для привлечения средств. И я хочу сказать, что это сегодняшний путь для многих НКО, т.к. средний размер пожертвований уменьшился у всех. Обратить внимание сегодня стоит на возможность сотрудничества с государством, получения грантов и привлечения большего количества сторонников.
Я думаю, что до конца года мы сможем реализовать наш план по доходам, поскольку в большей степени нашей целью было расширение охвата аудитории.
— Вы говорили о ставке на работу с государством. Как это будет происходить?
— Цель нашей организации, как и любого другого благотворительного фонда, который оказывает системную поддержку, сделать так, чтобы проблема была решена, а фонд, осуществив свою цель, перестал существовать. Ни один фонд не может работать на постоянное увеличение размера пожертвований или суммарного объема. Мы в итоге хотим решить проблемы над которыми бьемся. Например, сопровождение в течении всей жизни человека с особенностями развития не может происходить без привлечения государства.
Проекты разрабатываются таким образом, чтобы в будущем часть нагрузки передать государству. Это касается, например, проектов с привлечением социальных работников, повышением квалификации, повышением доли педагогов в школах, ростом числа помещений и др.
— Какую долю, на ваш взгляд, должно составлять финансирование государством благотворительных организаций?
— Это зависит от проектов. Где-то госфинансирование должно быть стопроцентным, где-то должно составлять половину бюджета. Обычно при планировании мы рассчитываем, чтобы 30% бюджета были государственные деньги (это различные гранты и субсидии), 30% — пожертвования физических лиц, 30% — отчисления коммерческих компаний, 10% должно приходится на жертвования разных служб и организаций. Для здорового баланса в идеальной картине мира фонды должны придерживаться именно такой пропорции.
— Есть ли какие-то целевые показатели при работе с государством?
— На данный момент в работе с государством нас можно назвать пациентской организацией, поскольку представляем интересы людей, которые сами своих интересов представить и защитить не может.
В этой системе работы есть много областей, где не прописано, например, сколько стоит поддержка, в каких объемах она должна оказываться.
— Президент Владимир Путин в марте 2022 подписал указ об «исчерпывающих мерах» по обеспечению социально-экономической стабильности в условиях санкций. Он предполагает в том числе поддержку социально ориентированных НКО. Помогать им должны губернаторы. Какая поддержка вам оказывается?
— На Кубани существуют губернаторские гранты, которые можно выиграть. Существует ресурсный центр поддержки, который поддерживает НКО консультационной, юридической помощью, оказывает поддержку компетенциями.
На сегодняшний день «Открытая среда» в регионе получила возможность отсрочить на год уплату некоторых налогов. Пока это весь комплекс поддержки, которые мне известны. Но я думаю, что он будет расширяться, поскольку то, что делают сегодня некоммерческие организации, невозможно реализовать за ту же сумму государством.
— Каких решений не хватает проекту «Открытая среда» от властей региона?
— На данный момент нам очень не хватает помещений для развития проекта. Охват большой, специалисты у нас есть. Но сегодня большая часть пожертвований уходит на аренду помещений для тренировочных квартир, офисов.
Я знаю, что есть услуга безвозмездной аренды муниципальных помещений, но получить ее не так просто. Мы выступаем с прямым запросом на аренду квадратных метров для наших мастерских, занятий подростков с аутизмом.
Вторая большая проблема фонда и просьба — это диалог с профильными министерствами и ведомствами. Нам, как НКО, важно вести диалог по принципу «Ничего для нас без нас».
Я повторюсь, что на данный момент мы имеем в большей степени нефинансовые цели, а коммуникационные, чтобы войти в советы, познакомится с нужными людьми и показать, что мы можем и предложить изменения.
— Проблема нехватки площадей возникла в текущем году после событий февраля 2022 года. С какими еще проблемами столкнулся фонд?
— Конечно, это отключение платежных систем. Все подписчики, которые были привлечены фондом за 3 года, в один момент были отключены от возможности вносить пожертвования, а это 60% регулярных поступлений. Не всех удалось вернуть. К сожалению, мы ничего с этим сделать не можем. Нам понадобиться много времени, чтобы заново наработать эту базу.
Так же всем родительским сообществом мы волнуемся за опору на мировую науку. Принцип нашей организации — применять практики только с научно-доказанной эффективностью и у нас вызывает тревогу развитие научного знания в сфере терапии аутизма в дальнейшем. Для нас это принципиальный вопрос. Аутизм не лечится. Слишком много экспериментального лечения сегодня применяется, оно вредит детям. Хочется, чтобы дети с инвалидностью продолжали получать помощь, основанную на научном знании.
Да, у нас замечательные институты, замечательные ученые и педагоги, которые находятся на острие этого мирового знания. Нам бы очень хотелось не потерять этой возможности и применять все лучшие практики в Краснодаре, чтобы родителям не пришлось отдавать детей в интернаты только потому, что они не знают, как с ними общаться, как заботиться о них, какие лекарства подобрать или какую терапию применять.
Третья проблема — это каналы коммуникации, которые мы также потеряли. Социальные сети, в которых был самый большой охват аудитории, сейчас недоступны. Мы заново выстраиваем свою медиаполитику в Telegram и ВКонтакте. Теперь мы консультируемся не только в вопросах терапии, но и в вопросах PR, SMM и продвижения.
— При каких условиях компания рискует закрыться в скором времени? Существуют ли такие риски?
— Мы обсуждали этот вопрос на совете нашей НКО и поняли, что если вдруг финансовая возможность продолжать работу исчезнет, мы будем делать свою работу волонтерскими усилиями. Потерять все, что мы наработали за три года будет очень обидно. Если прервать систему, которая уже выстроена, у ребят быстро утратятся приобретенные навыки. В этом деле нужно постоянство. Условия, которые могут повлиять на закрытие организации мы просто не рассматриваем.
Аутизм не исчезает. У аутизма нет национальности и политических взглядов. И нет никаких оснований полагать, что проблема исчезнет сама собой. Сегодня уже не каждый сотый, а каждый пятидесятый ребенок рождается с аутизмом. И это задача, которая стоит перед всеми нами. Статистика слишком велика.
— Насколько велика проблема аутизма в Краснодарском крае? И какую долю из них удается решать при помощи НКО?
— Здесь существует проблема. Вести статистику по численности заболеваний аутизмом по-прежнему достаточно сложно ввиду некоторых причин. Его до сих пор сложно диагностировать. Данные по количеству людей с аутизмом в России и Краснодарском крае отличаются на достаточно большие цифры. Сегодня министерство здравоохранения РФ официально заявляет, что что каждый сотый человек страдает аутизмом. В то же время нам известно, что в Краснодарском крае их не больше 3-х тысяч человек, из которых взрослых не более 200 человек. Где все остальные люди в этой системе — неизвестно. Какие диагнозы у них стоят и какую помощь они получают — тоже. Именно поэтому имеют большое значение имеют исследования по определению превалентности аутизма, которые сейчас впервые проводятся в «Сириусе».
По данным «Открытой среды», примерно 60% взрослых людей, страдающих аутизмом, мы сегодня охватываем и обеспечиваем поддержкой. Нужно понимать, что статистика растет. Очередь на программы фонда составляет порядка 600 семей. Люди годами ждут возможности попасть в проект. Здесь мы снова возвращается к вопросу о том, что без государственного ресурса сложно вести системную работу по борьбе с заболеванием. Такая ситуация сегодня сложилась абсолютно во всех регионах.
Долю «Открытой среды» на рынке сложно оценить. У всех НКО разные социальные миссии и разные цели. Мы можем работать с одной целевой группой, но преследовать совершенно разные цели в развитии. Сейчас каждая организация занимает свою нишу на 100% и охват там максимальный, поскольку, опять же, мы понимаем, что нуждающихся в помощи гораздо больше, как и проблем в этой сфере.
— Что собой сегодня представляет благотворительная среда в Краснодарском крае?
— В регионе существует достаточно сильный пул профессиональных НКО, которые только учатся взаимодействовать, это всегда сложно. Каждый решает свою поставленную задачу и не всегда хватает ресурса на то, чтобы объединяться в профессиональные союзы. Число НКО, которые занимаются проблемами экологии, проблемами детей с ментальными особенностями, образования, сопровождения растет с каждым годом. Действительно идет реальная работа. К нам обращаются все новые и новые люди, которые готовы уже сейчас решать конкретные проблемы. Но в то же время в силу времени, мы констатируем, отсутствием экономической стабильности у фонда.
За последние 1,5 года мы отмечаем повышение интереса к благотворительности. Фиксируем рост пожертвований от физлиц, рост интереса со стороны бизнеса. Если раньше компаниям было интересно делать совместные PR-мероприятия, которые не всегда были содержательными, то сейчас они планируют социально-значимые проекты и требуют ответственности, доказательности и системности в решениях. Это качественно другой уровень взаимодействия.
— Как происходит коммуникация между фондами? Есть ли конкуренция?
— Конкуренция есть. Мы все амбициозные, кипящие, перспективные. У нас у всех есть желание быть лучшими и делать лучшие проекты, привлекать лучших спонсоров и сторонников и т.д. Но при этом мы всегда знаем, что социального эффекта без кооперации не получится.
Рост взаимодействия и коммуникации между НКО позволит проводить совместные мозговые штормы, проводить одну системную политику, входить в советы и проекты, получать грантовые заявки. Это работает на уровне больших консолидаций, которая, кстати, существует в некоторых регионах России. У нас пока такой системы нет и, думаю, будет не очень скоро.
Если говорить о конкуренции, то еще 5 лет назад она была гораздо более жесткой и непримиримой. Сегодня конкуренция в этой сфере не исключает сотрудничества между организациями для достижения наилучшего результата.