Вальдемар Гердт: «ЕС нужна твердая позиция по миграционному кризису»

— Сегодня основным показателем миграционного кризиса в ЕС является то, что на самом деле нет никакого плана, никакой программы и никакого целенаправленного подхода к решению проблемы с беженцами. Миграционные потоки со стороны Африки удвоятся, утроятся, если не удесятерятся в ближайшие годы.

То, что госпожа Меркель выдает за какой-то успех — лишь мнимое достижение. Якобы, сели и о чем-то договорились, но на следующий день все эти договоренности демонтируются представителями Польши и Венгрии, которые считают, что «мы вообще-то ни о чем не договорились, мы просто поговорили»... Каждый из участников пытается сделать себе на этом какой-то позитивный политический пиар. Реально же мы не имеем никакой четкой концепции по разрешению миграционного кризиса.

— Но когда проходило обсуждение на саммите ЕС, Венгрия действительно была активно против первоначальных предложений, а премьер-министр Джузеппе Конте даже заявлял, что Италия наложит вето на итоговый документ. Тем не менее, в ходе дискуссий им все же удалось прийти к какому-то консенсусу…

— К сожалению, с тех пор ничего не изменилось в реальной жизни. И этот консенсус, о котором вы говорите, был просто словесный. Он нужен был для того, чтобы не ужесточать полемику и не делать очевидным для всех тот факт, что никакого концепта нет. Это был просто чисто тактический политический и, может быть, правильный ход, нужный для того, чтобы не усложнять и без того сложную ситуацию.

Не трудно заметить, что все-таки основное предложение шло со стороны Германии. И оно таково, что с ним не может согласиться ни одна суверенная страна, которая входит в состав Евросоюза. Этот диктат, который все еще пытается осуществить Германия, приводит к обратному результату. И если такие попытки не прекратятся, то это может привести, в конце концов, к развалу Евросоюза.

— Какие страны находятся в наиболее затруднительном положении из-за миграционного кризиса?

— Италия. Сейчас, я думаю, что усложнится положении в Испании, потому что потоки мигрантов переместились в ее сторону, так как политика Италии изменилась. Но в самом сложном положении находится сама Германия. Это серьезный удар по всей нашей социальной системе, по этническому и интеллектуальному активу, по безопасности страны.

Напряжение нарастает с каждым днем, и это можно увидеть невооруженным глазом, проехав по городам Германии. Тот, кто не был здесь два года и приехал вновь, в шоке от того, что произошло. И это случилось всего лишь за два-три года. То, что грядет, если не будет проявлена политическая воля и не будет принято какая-то стратегическое решение, страшно себе представить. Не хочется сгущать краски, но проблема эта очень серьезна.

— Считают ли жители Германии, что ситуация ухудшается? Как они реагируют на прирост мигрантов?

— Я думаю, что теперь даже слепой это видит. Сложно не замечать того, что происходит у тебя по соседству. Даже если это происходит пока не у тебя в доме, не в твоей семье, но рядом. Критическая масса негатива накопилась. Народ начинает понимать, что навязанная истеричная культура гостеприимства граничит с самоуничтожением. Да, мы очень гостеприимный народ. Да, мы богатая страна… Или были богатой страной... Но всему есть предел, и этот предел сейчас достигнут.

Это видно на наших улицах, видно везде. Каждый человек понимает, что кто-то должен работать в две смены, чтобы обеспечить себе более-менее достойную жизнь и один отпуск в году. А кто-то может ничего не делая получать все блага социальной системы — ездить в отпуск в ту страну, из которой он, якобы, сбежал, привезти сюда две жены и мечтать о третьей. И все это на деньги налогоплательщиков и тех, кто действительно усердно трудится, пытаясь сохранить эти блага. Перемены в Германии неизбежны.

— Какие именно, по вашему мнению, это будут перемены?

— Это понятно сейчас даже по тому, как наша партия «Альтернатива для Германии» (AfD) набирает электорат. Я думаю, что все усилия официальной пропаганды затолкать нас в какой-то правоэкстремистский, националистический угол уже все меньше влияют на сознание людей.

Если бы нам удалось, как партии, окончательно откреститься от этого имиджа и дать большее понимание, что на самом деле мы просто патриоты, мы любим эту страну и хотим ее сохранить, то на следующих выборах мы имели бы абсолютное большинство. Тогда у страны были бы шансы на нормальную, конструктивную, логически обоснованную политику. Это присуще сейчас России, Америке и всем государствам, которые беспокоятся о своем народе и о своей земле.

— Какие шаги предпринимаются партией для того, чтобы «откреститься от националистического имиджа»? 

— Мы просто работаем. Мы встречаемся и с мигрантами, разговариваем с израильтянами. У нас деловые и политические отношения со всеми странами и со всеми национальностями. Как внутри страны, так и за рубежом. Мы очень хорошо относимся к России и открыто говорим, что санкции — это глупость и абсурд. В результате этих санкций Германия потеряла более 100 млрд евро. Потеряла рабочие места, очень большой рынок сбыта и надежного партнера. Националисты никогда не делают таких заявлений, которые сейчас делаем мы.

Нам нужно работать над тем, что бы наши оппоненты потеряли возможность перевернуть толкование понятия «чувство патриотизма» в сторону национализма. В Германии это очень больная тема. Даже если сказать: «Я горжусь тем, что я немец», то сразу становишься правым радикалом. Хотя это нормальное высказывание для человека любой национальности в любой стране. Ведь каждый в праве гордиться тем, что он русский. И от этого никто не считает, что пришел русский национализм в сознание людей.

На самом деле, я думаю, что тот иммунитет, который мы получили в результате всем известного печального страшного опыта — двенадцать лет националистического правления — никогда не даст нам скатиться на этот уровень второй раз. Германия и сам немецкий народ имеет иммунитет. Но это единственный аргумент, которым можно предотвратить быстрый рост доверия к нашей партии. К сожалению, этот аргумент незаслуженно, но очень красиво раскручивается средствами массовой информации.

— Возвращаясь к миграционной политике, вы сказали, что вы, в том числе для того чтобы избавиться о националистического имиджа, встречаетесь с мигрантами. Имеются ли у Вас и вашей партии предложения по разрешению миграционного кризиса?

— Мы единственная партия, которая имеет по этому поводу понятные и логичные решения. Я лично, еще до того как прошел в Бундестаг, разрабатывал концепт по возврату беженцев на родину. И этот концепт подразумевает, что через анализ потенциала каждого приехавшего, мы выявляем его сильные стороны. Выясняем, чем он занимался, какое у него образование, какие склонности и как мы можем помочь ему усовершенствовать навыки. Если он строитель, то значит он может получить в Германии дополнительное образование и еще более глубокие знания по строительству, по современным технологиям. То же самое можно сделать для парикмахера и пекаря.

Далее необходимо, создав вместе с ними малые предприятия, уйти вместе с этими людьми к ним на родину и приложить усилия для ее восстановления и развития. Тем самым мы даем им возможность достойно жить и зарабатывать там, откуда они приехали. С другой стороны, мы даем возможность немецкому бизнесу зайти на эти территории. И хотя бы немножко получить назад какие-то налоговые отчисления, чтобы погасить те миллиардные выплаты, которые мы произвели из нашей социальной кассы. То есть ни одна партия в Германии так прагматично и логично не работает с переселенцами и беженцами. И этого, опять же, не может делать никакая националистическая или нацистская партия. Это однозначно.

Поэтому этот концепт блокируется ведущими партиями со всех сторон, хотя все понимают, что это единственный способ урегулировать бесконтрольный въезд сюда мигрантов и получить какой-то позитивный эффект от того беззакония, которое допустило наше правительство.
Естественно, при всем этом необходимо закрыть границы.

— Однако, мигрантов и беженцев уже довольно много по всей территории Евросоюза. А она, как известно, не имеет внутренних границ. Таким образом, в Германии мигрантов можно обучать и пытаться отправить на Родину, но на место уехавших тут же будут прибывать новые. Процесс грозит затянуться стать бесконечным…

— Это самое главное. Любое государственное объединение только тогда государство, когда оно имеет определенные границы, которые защищают ее территорию от проникновения нежелательных элементов. Евросоюз почему-то со стороны востока имеет такие границу и на это есть средства. Я что-то не слышал, чтобы кто-то мог перейти эту границу просто так. Но почему-то оказалось, что со стороны южной балканской для организации нормальной границы средств не хватает.

А я думаю, что для того, чтобы эту границу защитить не хватает, прежде всего, желания. Не хватает политической воли. Я не говорю о том, что бы мы были закрытым государством. Я говорю о том, что каждый человек, въезжающий на эту территорию должен подчиниться законам этой территории. Он должен иметь визу, он должен иметь разрешение. И, если он действительно беженец, он должен еще до появления здесь получать разрешение на въезд в Евросоюз.

— Евросоюз сам по себе — достаточно большая территория с разными порядками, традициями и так далее. Как сделать этот подход единым для всех стран?

— Это же очень просто. Ведь сама мечта и идея создания Евросоюза была иной, чем нынешнее воплощение. Евросоюз создавался как добровольное содружество суверенных государств. Так хотел Де Голль. Так хотел Коль. Никто из них не хотел того диктата, который сейчас происходит в Евросоюзе от Брюсселя. Он на себя утянул столько полномочий, сколько Москва не имела в свои лучшие годы над всеми республиками Советского Союза.

Брюссель решает, каких параметров должен быть огурец и какой длины шнур у пылесоса. Это полный абсурд. Огромная бюрократическая структура, пожирающая миллиарды. И ничего общего эта конструкция не имеет с тем, что должно было быть. Содружество суверенных государств между собой договаривалось упразднить границы, но создать наружные. Так это было задумано. Но, к сожалению, внутренние границы мы упразднили, а вот до наружных так и не дошли…

— Я так понимаю, что упоминания о параметрах огурца и шнура пылесоса условны, образны. А можно ли все же более конкретно обозначить вопросы, по которым решения Брюсселя вызывает недовольство всех остальных?

- Вот к сожалению, упоминания как раз таки не условны. Это действительно так. Это прописывается в каких-то законодательных рекомендациях, принимаемых к исполнению актах. Именно в этом мелочном и абсурд…

И это все делается без какого-либо учета национальных и территориальных особенностей! Принимаются решения, которые забирают суверенитет у государства. Возьмем тот же прием беженцев. Ну кто давал право кому-либо диктовать Польше сколько она должна принять их, а сколько не должна? Поляки правильно говорят: «Мы сами знаем и сами решаем, что нашей экономике выгодно и сколько людей мы сможем обеспечить. Столько их мы и примем. Но на льготы и условия на уровне жителей нашей страны, которые вносят налоговую плату, пусть они не рассчитывают. Они получат пищевой талон и все». После этого за одну ночь ни одного беженца там не стало. Они все опять здесь.

И навязывание-диктат в чем заключается? В ответе: «Хорошо, если вы не берете беженцев, значит мы не будем вам датировать ваши проекты…» Но это же обыкновенный шантаж! И ничего общего с суверенитетом страны это не имеет. И именно это разрушит Евросоюз, если не поменяется стратегия.

Британия ушла почему? Не потому же, что они там все националисты. Просто они поняли, что дальнейшее пребывание в этом клубе стоит огромных денег, и поняли, что теряют право на решение жизненно важных вопросов в собственной стране. «Нам этого не нужно», — развернулись и вышли.

Я думаю, что на грани этого и Италия. И Венгрия недалека от такого решения. И уже приняла бы его, если бы были продуманы все процедуры. Так что или Евросоюз вернется к изначальному своему плану созидания, или мы увидим коллапс в недалеком будущем. Никто этого не хочет, но от этого пострадают все. Не выиграет ни чья экономика. И это еще ближе подвинет нас к мировому кризису. Я постараюсь всеми силами этого избежать.

— Партнерские отношения России и Германии, если таковые возникнут, могут ли как-то повлиять на ситуацию с миграционным кризисом?

— Это очень может повлиять на общую ситуацию в бизнесе. Потому что все-таки невозможность сотрудничества с таким большим рынком сбыта сильно дает себя знать. Мы сами себе этот рынок заблокировали. В нашей экономике — я уже называл эту цифру — более сотней миллиардов исчисляются потери. Что касается влияния на миграционный кризис, то нужно понимать его причину. Причиной его возникновения были операции на Ближнем Востоке. Это было целенаправленное разрушение государственности Ливии, Ирака и попытка разрушить ее в Сирии.

Вторая причина, которая имеется сейчас — это быстрорастущее население Африки. 70% этого населения — это безработные, которые живут ниже всех человеческих норм проживания. Если этот глобальный план развития африканского континента мы все вместе не создадим, то в ближайшие десять лет триста миллионов молодых парней, которые не очень хотят выходить работать в пять утра на конвейер «Фольксвагена», придут в Европу. Что из этого получится, мы все можем представить.

— А что из этого получится? Каковы перспективы для для Евросоюза и для Германии?

— Если процессы, о которых я говорил, не будут отрегулированы и все пойдет так, как оно сейчас идет, если миграционные потоки не будут сдержаны, это приведет к падению европейской цивилизации. Это откинет нас на двести лет назад. И это произойдет неизбежно, если две трети населения европейского континента будут наполнены людьми, не умеющими читать и имеющими другую культуру. Не сможет цивилизация переварить такой огромный поток и остаться на каком-то позитивном уровне развития.

Поэтому нужна большая программа по созданию рабочих мест в странах, откуда едут мигранты. Там нужно делать бизнес, поднимать эти страны, и тогда для их жителей исчезнет необходимость пускаться в бега. А здесь необходимо ужесточить прием, чтобы не было соблазна. Я хорошо понимаю этих парней. Он там у себя сто евро зарабатывал за год, да и то неизвестно как. А здесь ему четко прописано 2 000 евро в месяц. Многие из них, возможно, большинство, остались бы на дома, если бы была возможность, если бы там они смогли участвовать в процессе созидания. Это глобальная задача, которая будет стоять перед политиками в ближайшие десять лет.

— Вы считаете, что необходимо участие разных стран в этом процессе с обязательным согласованием всех шагов? И России, в том числе?  

— Обязательно. У каждой страны есть свой подход. Мы знаем старый китайский подход к такой международной политике и бизнесу. Они заходили в страну со своими людьми и со своей техникой. Они делали там свой план, свой проект. Это касается и всемироного Шелкового пути и прочего.

На сегодняшний день это мало приносит тем государствам, через которые они тянули свои «шелковые пути» и свои интересы. Но и они постепенно приходят к мнению, что «шелковый путь» может только тогда работать, когда все-таки и вокруг него нет войны, нет банд. И они уже переходят на другой образ общения с теми государствами, с которыми работают.

У России более позитивный образ работы. Известен тот же Египет, например и другие страны. Там больше считаются с интересами тех государств, в которые приходят с проектами. Я думаю, немцам стоит поучиться, чтобы начинать работать с новыми государствами на принципах обоюдной, взаимной выгоды.

У немцев есть перекос: либо они супер-супер гуманитарные и качают миллионы непонятно куда. Либо они супер бизнесмены, которым на все остальное наплевать. Ни то ни другое ничего хорошего в будущем не принесет. И поэтому нужна обязательная координация между всеми государствами. Нужно определить рамки того, как выстраивать отношения. Т.е. идет большой пересмотр ценностей в международном бизнесе. И Россия в этом играет немалую роль. И будет играть ее в будущем.